Приватное и публичное: чем досадил нам Facebook

Выбор между приватным и публичным - это не выбор между «да» или «нет». Посередине - тьма оттенков, разных вариантов контроля нашей собственной публичности.

Я пытался понять причину появления невероятного количества яда и сарказма, попадавшегося мне на разных форумах относительно последних нововведений на Facebook. Нет, все очевидно с тем, почему настройки приватных данных в Facebook вызывают столько путаницы и эмоций. Как написал Business Insider, «онлайн-приватность - это все равно, что программировать видеомагнитофон». Посмотрите на тревожную хронологию того, как менялась политика приватности Facebook, и посмотрите на эту блестящую визуализацию того, как Facebook сделал личные данные публичными. В целом проблема мне понятна.

Но почему общественная реакция на недавнее решение Facebook ввести кнопку «Мне нравится» - такая яростная и агрессивная, в духе «последняя соломинка сломала спину верблюда»? Блог Gizmodo составил сочащийся желчью список «10 причин покинуть Facebook».  Редактор и руководитель Gizmodo и Engadget Питер Роджас закрыл свой аккаунт на Facebook, так же поступил Мэтт Каттс из Google, да и мой шеф по передаче This Week in Google Лео Лапорте временно дезактивировал свой. Вот три тяжеловеса в нашей области, и, если они перестали доверять Facebook, - а произошло именно это, - то это серьезный сигнал тревоги, даже если менеджеры Facebook этого не осознают.

Очевидно, что происходит что-то глобальное. Facebook перешел какую-то черту, и я хочу эту черту обнаружить. Мне кажется, вот в чем она заключается:

Facebook и Марк Цукерберг, похоже, исходят из того, что если что-то публично, то оно навсегда публично. Они перепутали понятия «поделиться с друзьями» и «опубликовать». Они слили воедино два понятия: публичной сферы и создания аудитории, публики «под себя». То есть, когда я пишу что-то в блог, я пишу это для всего мира, чтобы любой мог видеть: чем больше читателей, тем лучше. Но когда я пишу что-то в Facebook, я предполагаю, что я пишу это для глаз тех людей, которых я сам собрал здесь. Что здешнее «публичное» - на самом деле «приватное».

Отсюда возникает недопонимание. Людей тревожит то, что их «публичное частное» делается «публичным публичным». Это лишает людей чувства контроля, да и их реального контроля того, чем они делятся, и с кем (независимо от количества настроек на странице профиля в Facebook). И в довершение всего, изучать наши действия где-то еще в сети, список просмотренных нами интернет-страниц, оценки, которые мы даём тем или иным вещам, и это тоже делать публичным на Facebook - еще более неприятный шаг. Где поставить точку?

Facebook уже давно вносит свою лепту в это напряжение. Помните шумиху по вопросу News Feed, когда Facebook стал собирать наши сообщения о настроении в ленту новостей? Это встревожило юзеров, хотя Марк Цукерберг отдельно отметил, что эти сообщения уже и без того были видны нам на страницах наших друзей. Видение Цукерберга оказалось в итоге верным, News Feed - крайне важный компонент общей полезности, ценности Facebook, фактор его роста, и он предварил появление Twitter. Но даже в публичном «Твиттере», даже если мы его не закрываем, у нас все равно есть некий контроль: мы решаем, на кого подписываться, и, тем самым, в какие «публики» вступать.

Я повторюсь: в Facebook мы создаем наши собственные аудитории («публики»). В Twitter мы решаем, в какие вступать. Но ни то, ни то не является «публичной сферой», ни то, ни то не ведет к «публикации для всех вообще». Но Facebook все больше и больше подталкивает нас к тому, чтобы публиковать для «всех вообще», и тем самым мы теряем контроль над «нашей аудиторией». Это и есть, как мне кажется, граница, которую перешел Facebook.

Ирония ситуации в том, что, как мне  кажется, Facebook существенно изменил наше представление о «публичности», об «общественном» - настолько, что они, кажется, сами понимают это не до конца. Я регулярно слушаю потрясающую серию радиопередач (и подкаст) на CBC о работе проекта под названием Making Publics. Эта группа ученых начала работу пять лет назад, опираясь на тезис Юргена Хабермаса, что публичная сфера, общественность (противостоящая государственной позиции через публичные дискуссии и высказывание мнений), появилась только в XIX веке. Они также утверждают, что до Ренессанса, до XVI века, термин «публика», «общественность» относился скорее к аристократии, к элите общества, а не ко «всем нам». Но затем, рассказывает Making Public, в XVI-XVII веках печатный станок, театр, искусство - то есть средства, позволяющие публиковать и представлять, - а также экономическая ситуация позволили людям создавать и вступать в свои собственные кластеры общественности, «публики».

Меня поражает, насколько те изменения схожи с ростом роли интернета сейчас. Станок Гутенберга, рисование, театр, картография позволили все еще небольшой элите создавать «публики», кластеры общественности, но десять лет назад все изменилось. Сегодня интернет позволяет всем нам публиковать, создавать «публики» и вступать в них, тем самым уничтожая старое, элитистское определение понятия «общественность» и старую модель контроля за ней. Три ключевых изобретения эпохи нового времени, которые запустили революцию тогда - компас, порох, печатный станок. Наши аналоги - сеть, интернет и блоги? Тим Бернерс-Ли - наш Гутенберг, или, может быть, это Эв (Эван Уильямс, глава Twitter)?

Facebook укрепил чувство публичности, которое возникло у нас в связи с появлением блогов: все  публикуются для всех. Его социальная  сеть дала нам инструмент для создания наших собственных групп, над тем, что мы публикуем, над тем, кто может к нам присоединяться. Это был мощный дар, который изменил основу взаимодействия в сети - как флейм, так и включение в «список друзей» были основаны на реальных отношениях. Facebook помог «цивилизовать» интернет. Но мне кажется, что в самом Facebook этого не понимают, судя по тому, что подталкивают нас в сторону максимальной публичности, «открытости всем ветрам».
 
Еще раз посмотрите график Мэтта Маккеона об эволюции отношения Facebook к публичности. И напомню »Закон Цукерберга: «Я ожидаю, что в следующем году люди будут распространять в два раза больше информации, чем в этом, а еще через год - в два раза больше, чем в предыдущий».

Цукерберга обвиняют в «убийстве privacy». Мне кажется, это несправедливо. Мне кажется, что он наблюдает существенный культурный сдвиг, который произошел еще до него, но именно он, Цукерберг, воспользовался этим сдвигом, развил его и доработал: «Распространяя контент, мы налаживаем наши связи с другими». По его мнению - хотя я готов поспорить - он не убивает privacy, это делаем мы сами. Его это устраивает. И, до некоторой степени, меня это устраивает тоже, поскольку я считаю спорной ценность публичности. Но мы оба упускаем тонкую, но ключевую разницу между конкретной публикой/аудиторией и публикой в целом, и в этом таится угроза. Это урок, который я пытаюсь усвоить лично для себя, так как пишу книгу о публичности.

Я готов доказывать, что сейчас нам приходится выбирать: оставить ли что-то закрытым, поделиться с выбранной нами аудиторией или публикой в целом, - и что перед тем, как определиться, следует понять плюсы от распространения контента с другими, они же - плюсы от публичности. Я готов доказывать, что если мы по умолчанию выбираем закрытую аудиторию, то рискуем потерять ценные контакты. И я готов доказывать также, что нам нужны институты - частные и государственные - защищающие публичность. И я думаю, что чем больше мы живем в публичной сфере, чем больше мы делимся чем-то, тем больше мы создаем знаний и коллективных ценностей. Я - защитник публичности. Но я также защищаю privacy - а именно, контроль над решением о приватности.

Я не удивлюсь, если Цукерберг полностью согласен с вышеизложенным. Я думаю, что он искренен, когда заявляет, что видит Facebook как инструмент изменения мира для всех - через связи с другими. Я думаю, именно потому он и подталкивает нас к большей публичности. Это не просто циничные коммерческие действия. Однако же, мне кажется, что он зря не проводит этих различий, которые я пытаюсь сформулировать, опираясь на понятия приватного, публичного, публики и идентичности. Так что он рискует проиграть. Но я думаю, что еще не поздно все исправить.

Я не верю, что Facebook стал «злом» или «вышел из-под контроля», как считает Wired. Проблема Facebook в том, что они никогда  не определяли, что такое «зло», что такое «плохое». Google очень четко осознает свою позицию: падение доверия к ним равнозначно уменьшению общей ценности компании. Facebook, кажется, своей ценности практически не понимает - возможно потому, что ее сложнее определить. Предлагаю им изучить историю XVI столетия и истоки понятия «общественного», так как они заново это общественное, публичное изобретают.

Все это связано с проблемой онлайн-идентичности, но это - отдельный вопрос. То, что я публикую, может влиять на мой образ, а в разных аудиториях у меня разные образы. То есть образ, идентичность - это ключевой компонент в нашем представлении о публичности.

Потрясающий проект Diaspora занимается тем, что строит открытую и распределенную версию Facebook, позволяющую публиковать, собирать и контролировать наш собственный контент, тем самым создавая наши собственные онлайн-идентичности. Это здорово, но мне кажется, что понятия публики в целом и именно нашей аудитории тут опять смешиваются. Здесь происходит то же самое, что и у Цукерберга, все наше публикуется для всех вообще, разве что мы можем контролировать свой контент. Я вовсе не критикую эту попытку - напротив, замечательно, что она есть. Я всего лишь хочу сказать, что это не аналог Facebook, это что-то другое, более «публичное».

Facebook «отловил» нечто, что, как ему показалось, и есть наша онлайн-идентичность, и теперь собирается быть посредником, наши идентичности контролирующим. Но поскольку мы не хотим, чтобы наш контент на Facebook был абсолютно публичным, то Facebook не может быть этим центральным узлом публичного имиджа. А вот Diaspora Project, к примеру, может. Но я не знаю, может ли преуспеть Diaspora, как и ClaimID или OpenID, потому что я не понимаю, в чем мотивация регулярно обновлять нашу онлайн-идентичность. У меня есть причина писать обновления Facebook - для моих знакомых, этот блог - для вас, моих читателей, аккаунт на LinkedIn - для моих профессиональных контактов, Twitter - для получения приятной мгновенной реакции. Но у меня нет причины обновлять ClaimID. Это ловушка, и Diaspora Project должен придумать как её обойти.

И именно на этом, как мне кажется, споткнулись Лео Лапорте и Джина Трапани, обсуждая понятие идентичности в последнем выпуске This Week in Google. Джина говорила о наших мотивах обновлять Facebook, а Лео сказал, что реальный эквивалент нашей личности в онлайне появился бы, если бы Google поставил наш аккаунт в социальной сети первым результатом в поиске по нашему имени. Если бы первым результатом по словам «Leo Laporte» был «профайл» Лео Лапорте, он был бы очень заинтересован в том, чтобы его обновлять, чтобы сделать его единственной «домашней страницей». По-моему, гениально. Эй, Google, вы слышите? Facebook?

Кроме того. Проблема, возникшая при запуске Google Buzz, была связана с тем же самым, но она несколько сложнее: смешивая нашу почту с «твиттероподобной» платформой Buzz, Google смешал наше публичное и приватное. Google не только перепутал нашу email-переписку с идеей публикации «на весь мир», но и лишил нас возможности самим создавать и контролировать наши собственные аудитории. Мне кажется, что Google галлюцинирует и считает, что они делают нам услугу, создают нам публику, нашу готовую аудиторию. Но это был абсолютно неверный ход - мы хотим создавать и вступать в «публики» сами. Это суть нашего контроля над нашим миром.

Джефф Джарвис, Slon

Подготовлено по материалам Приватное и публичное: чем досадил нам Facebook.